Издательство Corpus выпустило в продажу книгу Маши Гессен «Совершенная строгость. Григорий Перельман - гений и задача тысячелетия».Прочитала интервью автора, в котором она говорит о том, что побудило её написать эту книгу. «Эта книга о страстном и странном романе с математикой, где идеальные формулы заменяют чувства, правильные решения - любовные признания. А в финале главный герой, отвергнув все мыслимые награды, остаётся непонятым и одиноким».
Сразу же отметила, что никогда не встречалась с Григорием Перельманом, и все сведения она почерпнула из встреч с учителями, одноклассниками и бывшими друзьями великого математика. Гессен называет Перельмана «сумасшедшим и при этом гениальным типичным продуктом советской матшколы». Сама Маша Гессен также является выпускницей советской математической школы, поэтому знает не понаслышке о том, как в нашей стране в то время готовились математические кадры для всего мира.
И ещё где-то я прочитала, что Перельман удалился в мир одиночества после того, как понял, что «математика несёт в себе страшную тайну, о которой он знает». Поэтому и прекратил совсем заниматься математикой. Живёт отшельником, иногда выходит в магазин за кефиром и каким-то особым черным хлебом.
Очень хочется прочитать эту книгу. Меня не столько интересует личность самого Перельмана, сколько та тайна, которая существует вокруг царицы наук - Математики.
А тайна есть, это точно. Во-первых, самые «чудаковатые» люди, которых я встречала в своей жизни - это математики. Вспоминаю своих преподавателей в институте. Один из них – очень добрый и очень странный - Лучкин. Преподавал матанализ. Маленький, как колобок, в круглых очках с линзами, в ботинках с вечно развязанными шнурками и в пиджаке, застёгнутом не на те пуговицы. Студенты любили его и не обращали внимания на внешний вид. И он понимал, что пединститут не готовит математиков, а всего лишь учителей математики. Вспоминаю один случай. На предпоследнем курсе он читал нам спецкурс, что-то из теории чисел. Материал был очень сложным, и мы ничего не понимали. Ну, вот совсем ничего. Подошёл день сдачи зачёта, мы пришли в аудиторию и решили, что сдавать этот зачёт не будем. Я была старостой в группе и меня отправили доложить об этом решении Лучкину. Он спокойно выслушал меня и сказал: «Иди и скажи, что всем, кто не хочет сдавать зачёт, я поставлю тройки только за то, что вы прослушали этот курс, а тем, кто хочет более высокой оценки - придётся его сдать». К его приходу у всех нас лежали на столах приготовленные зачётки - для троек. И только одна студентка решила сдавать зачёт и получила пятёрку. Был ещё один преподаватель – молодой сноб Фроим, который пришёл к нам из университета. На первом же практическом занятии он заявил, что все мы тупицы, и надо нас выгнать из института, потому что мы и математика – это нонсенс. Правда, деканат проявил благоразумие, решив, что проще оставить нас всех, а выгнать одного его. Так и сделали.
Был ещё один странный человек. Читал лекции по физике. Иногда он прерывал свой курс, поворачивался к стене и в течение нескольких минут ковырял ногтём штукатурку. В эти минуты весь поток замирал, чтобы не мешать его погружению в нирвану.
Надо сказать, что в нашей математической группе была только одна студентка, отличающаяся особым складом мышления, та, что сдала зачёт по спецкурсу. Способности у неё были совсем другие. Вроде, мы слушали одних и тех же преподавателей, тратили одинаковое время на подготовку, но видела она через формулы гораздо больше и дальше, чем мы все. Преподаватель по высшей алгебре на нашем потоке всегда подходил к тому месту, где она сидела, и рассказывал ей про вещи, которые до всех нас доходили с трудом, но этот аспект его не волновал. В тот момент, когда она с пониманием кивала головой, он продолжал чтение своего курса.
Все остальные преподаватели были обычными людьми.
В школе все мои ученики были тоже обычными детьми. Кто-то поспособней, кто-то очень старался хоть что-то понять, но ничего не выходило. Я с пониманием относилась к этому и часто ставила хорошие оценки за вызубренную теорему. Всегда поражалась при этом - сколько же времени и сил надо было потратить ребёнку, чтобы выучить такую большую теорему, ничего в ней не понимая? Иногда меня удивляла способность некоторых учеников видеть красоту математических формул, чертежей. Задавала вопрос: «Почему так, а не иначе? Ведь мы этого ещё не проходили». Слышала ответ: «Потому, что так красиво». Немного напрягали разгильдяи из числа мальчишек, которые могли, но не хотели покорять математические горки.
Да, наверное, есть в высшей математике что-то такое особенное, непостижимое и вход туда за семью печатями. А тем, кому природа дала дар войти туда, становятся совсем другими. Или, может, потому, что они другие, поэтому и могут войти в тот потрясающий мир математики, мир гармонии и красоты, мир абсолюта и чистых абстракций, и из которого они уже не могут выйти.
Что касается общеобразовательной школы, то позволю повториться - надо осуществлять индивидуальный подход к каждому ребёнку и учитывать его врождённые склонности к тому или иному предмету. Как- то рассказали случай, когда маленькая девочка в тетради на контрольной работе написала: «Извините, я не могу это решить».
Наверняка, у неё есть способности к чему-то другому.
Что есть сейчас? Вернее, что осталось сейчас от той советской математической культуры? Не самого высокого уровня, а обычного школьного обучения. Некоторое время довелось поработать по методике Шаталова. Принцип этой методики очень прост, но почему- то он не прижился, хотя рациональное зерно в нём есть. С помощью листов опорных сигналов, так называемых ЛОСов, в течение достаточно короткого времени изучался весь теоретический материал одного года обучения. До автоматизма заучивались правила и алгоритмы. На это уходило примерно два месяца обучения, а в течение остальных семи месяцев школьников учили применять этот материал на практике. Плюс такого подхода заключался в том, что на решение примеров и задач отводилось много времени. Это позволяло дойти до каждого ученика, а сильным ученикам не нужно было топтаться на одном месте. Теоретические знания у них уже были, и они могли самостоятельно двигаться вперёд.
Вся начальная школа в нашем районе обучается математике по учебнику М.И Моро и соавторов. Перечитала много отзывов о нём, практически все они положительные, как со стороны учителей, так и родителей. Мне тоже этот учебник вначале понравился, но потом при более детальном рассмотрении и занятиях по нему с ребёнком, разочаровалась. Слишком много однотипных задач и примеров на протяжении всего курса. Мало интересных и разнообразных задач на смекалку. Рассчитан на школьника со способностями ниже среднего уровня.
Просмотрела учебник Л. Петерсон. Где-то прочитала её слова: «Очень важно, чтобы первоклассник почувствовал кайф - удовольствие от того, что охватил умом логическую систему – пусть всего из трёх элементов». Заданий, способных вызвать кайф, там предостаточно, вообще весь учебник - сплошной кайф, который не всегда под силу даже студентам. Смысл всех отзывов сводился к одному - да, здорово, развивает мышление, но не для обычной школы. Посмотрела ещё один учебник. Учительница, которая работает в гимназии по этому учебнику, в разговоре со мной сказала просто и понятно: «тупой учебник».
В связи с этим возникает вопрос: была уникальная система обучения школьников математике, состоящая из двух уровней - обычных школ и математических школ. Первые готовили школьников для жизни и продолжения образования в средних специальных и высших учебных заведениях, вторые - для обучения в учебных заведениях более высокого уровня. Про эту вторую ступень ничего сказать не могу. Не знаю, что стало с ней сейчас. Я про общеобразовательную школу. Почему мы опять в поиске? Чего ищем и чего хотим от наших детей? Я так и не поняла, есть ли сегодня нормальный учебник по математике для начальной школы, где всего в меру и всего достаточно? Без абсолюта и чистых абстракций, но на достойном уровне.
Говорят, что от добра добра не ищут. А мы ищем, но найдём-ли?
Наталья Щетникова